|
St-Pétersbourg. Jeudi. 30 mai 1846
J’adresse cette lettre à Ovstoug dans l’espoir, chère maman, qu’elle vous y trouvera encore. Aujourd’hui vers les 4 h<eures> de l’après-midi ma femme est heureusement accouchée d’un garçon. Puisse cette nouvelle, chère et bonne maman, vous faire éprouver quelque consolation au milieu de vos peines. - Jusqu’à présent tout est allé de la manière la plus satisfaisante. Puisse la bonté Divine nous protéger jusqu’au bout. - Cette fois elle aussi, bien que moi, nous désirions vivement un garçon, et je n’ai pas besoin de vous en dire la raison.
Il y a eu 37 jours aujourd’hui que celui qui devait être son parrain nous a quittés... Mais qu’il nous soit permis d’espérer et de croire qu’il daignera l’être dans le Ciel, comme il voulait l’être ici-bas... Et c’est vous, n’est-ce pas, qui serez sa marraine, chère maman...
La délivrance a eu lieu beaucoup plus tôt qu’elle ne l’avait supposé. Ce matin elle se disposait à écrire à Dorothée, lorsque les douleurs ont commencé, et ce n’est qu’au tout dernier moment qu’elle a consenti à faire chercher sa sage-femme. C’est moi alors qui pour ma satisfaction personnelle lui ai adjoint un accoucheur...
Chère maman, si cette lettre vous trouve encore à Ovstoug, ce sera au moment même, où vous le quitterez. Croyez bien que depuis longtemps je partage avec vous toute l’amertume de ces derniers instants. J’ose à peine vous en parler. Mais ma pensée ne vous quitte pas... Ce me sera un grand soulagement que de vous savoir à Moscou... Et vous, ma chère Dorothée, que je vous remercie, au nom de ma femme, de la lettre que vous lui avez écrite et des détails qu’elle contient. J’ai eu de la peine à empêcher Nesty de vous écrire au moment même, où l’on était occupé à faire sa toilette d’accouchée... Jusqu’à présent dans aucune de mes lettres je ne vous ai parlé de Pauline Tutchef, ne sachant pas, si elle était avec vous. Mais d’après les nouvelles que vous m’en donnez je vous supplie, ma bonne amie, de lui dire de ma part tout ce que votre cœur vous suggéra. Dites-lui bien que l’affection qu’elle avait trouvé dans notre père, elle ne cessera de la trouver dans aucun de ses enfants et que quelque soit le parti qu’elle prenne, elle trouvera dans mon frère aussi bien que dans moi la plus vive et la plus sincère sollicitude pour son sort.
Мне бы хотелось также, Дашинька, чтобы ты сказала от меня доброму Василию, что я очень знаю и живо чувствую, чем папинька был для него и чем он был для папиньки... Я помню очень папинькины слова про него в последние дни нашего свидания в Москве, и хотя до сих пор Василий и я, мы мало друг друга знаем, но он, конечно, не сумневается, что тот, кто, как он, любил покойного отца с сыновнею нежностью, найдет во мне и в брате самую родственную дружбу.
Adieu, chère amie. Mes plus tendres amitiés à votre excellent mari.
Je baise les mains à maman...
Перевод:
С.-Петербург. Четверг. 30 мая 1846
Адресую это письмо в Овстуг, любезная маминька, в надежде, что оно застанет еще вас там. Сегодня в 4 часа пополудни моя жена благополучно разрешилась мальчиком. Дай Бог, чтобы это известие, милая, добрая маминька, хоть немного утешило вас в вашем горе. - До сих пор все шло самым благополучным образом. Пусть милость Божия не оставит нас до конца. - В этот раз мы оба горячо желали мальчика и нет нужды объяснять вам, почему. Сегодня исполнилось 37 дней с того времени, как тот, кто должен был стать его крестным отцом, покинул нас... Но мы смеем надеяться и верить, что он станет его заступником там, на небесах, как он желал быть им здесь, на земле... А вы, любезная маминька, конечно, не откажетесь стать крестной матерью...
Роды прошли гораздо раньше, чем она предполагала. Сегодня утром она собралась писать Дашиньке, но начались схватки, и только в самую последнюю минуту она согласилась послать за акушеркой. И к моему великому удовлетворению, я принял на себя роль помощника акушерки...
Любезная маминька, если это письмо еще застанет вас в Овстуге, то перед самым отъездом. Поверьте, что все это время я разделяю с вами все горе последних минут. Я едва осмеливаюсь писать вам это. Но мысль моя не покидает вас... Для меня будет большим утешением знать, что вы в Москве... А тебя, милая Дашинька, я благодарю от имени жены за твое письмо к ней и за все сообщенные подробности. Я с трудом помешал Нести писать к тебе в те самые минуты, когда ее начали готовить к родам... До сих пор ни в одном из моих писем я не говорил тебе о Полине Тютчевой, потому что не знал, с вами ли она. Но теперь, после того, что ты мне сообщила, умоляю тебя, любезный друг, скажи ей от меня все то, что подскажет твое сердце. Скажи, что привязанность, какую питал к ней наш отец, она найдет неизменной во всех его детях, и какое бы она ни приняла решение, она найдет и во мне и в брате самое искреннее участие к ее судьбе.
Мне бы хотелось также, Дашинька, чтобы ты сказала от меня доброму Василию, что я очень знаю и живо чувствую, чем папинька был для него и чем он был для папиньки... Я помню очень папинькины слова про него в последние дни нашего свидания в Москве, и хотя до сих пор Василий и я, мы мало друг друга знаем, но он, конечно, не сумневается, что тот, кто, как он, любил покойного отца с сыновнею нежностью, найдет во мне и в брате самую родственную дружбу.
Прощай, любезный друг. Мой дружеский поклон твоему бесценному мужу.
Целую ручки у маминьки... |
