|
Réval. Ce 3 septembre <18>43
Je ne m’attendais pas à vous adresser une lettre de Réval. J’arrive de Fall, où j’ai passé cinq jours chez le Comte Benkendorff1 avec les Krüdener. C’est chez eux que j’ai fait la connaissance du Comte, et comme il était convenu qu’aussitôt après le départ de l’Empereur2 ils iraient à Fall, il a insisté avec une très grande obligeance pour que je sois de la partie. Nous nous sommes en conséquence embarqués samedi dernier sur le Bogatir dans la rade de Kronstadt et dimanche à 11 h<eures> du matin nous sommes arrivés à Fall. J’ai peu vu d’hommes qui m’aient de prime abord été plus sympathiques que le Comte B<enkendorff>, et je ne puis assez me louer de l’accueil qu’il m’a fait, - il est vrai que grâce à la Krüdener, je ne lui étais rien moins qu’inconnu, et ceci joint à son bon naturel a fait qu’aujourd’hui, en nous séparant, nous nous sommes quittés comme de vieilles connaissances. Il a eu l’amabilité de m’accompagner avec les Krüdener jusqu’à Réval, et il n’y a sorte d’amitiés et de prévenances dont il ne m’ait comblé pendant le peu de jours que j’ai passé chez lui.
Mais ce qui m’a été particulièrement agréable, c’est l’accueil qu’il a fait à mes idées relativement au projet3 que vous savez, et l’empressement qu’il a mis à les appuyer auprès de l’Empereur, car le lendemain même du jour où je lui en avais parlé il a profité de la dernière entrevue qu’il a eue avec l’Empereur avant son départ pour les porter à sa connaissance. Il m’a assuré que mes idées ont été accueillies assez favorablement et qu’il y avait lieu d’espérer qu’il pourra y être donné suite. Je lui ai demandé de me laisser cet hiver pour préparer les voies, et je lui ai promis de venir le trouver l’année prochaine, soit ici, soit ailleurs, pour prendre des arrangements définitifs. Au reste, il n’est pas le seul ici qui s’intéresse à la question, et je crois que le moment était opportun pour la soulever, nous verrons.
La Grande-Duchesse Marie m’a fait aussi un accueil des plus gracieux. Bien qu’au moment de mon arrivée elle fût encore en retraite, tant par suite de ses couches, que de la mort de son enfant, elle a bien voulu faire une exception en ma faveur et m’a fait écrire par Wielhorsky pour m’inviter à venir la voir dans sa délicieuse villa de Serghieffsk<oé>4. C’était le lendemain du départ de son mari qui, comme vous savez, a accompagné l’Empereur à Berlin pour se rendre de là à Munic.
Au total, j’ai passé assez agréablement les 3 semaines de mon séjour de Pétersbourg et sans avoir fait une dépense excessive, car à l’heure qu’il est il me reste encore plus de la moitié de la somme qui m’a été donnée par papa à mon départ. Qu’en dit Nicolas?
Il serait trop long de vous nommer toutes les personnes de connaissance que j’ai rencontrées à Pétersb<ourg>, tant dans le corps diplomatique que dans la société indigène. Quelqu’un qui était particulièrement aimable pour moi, c’est Вяземский, dont je comptais trouver la femme ici, à Réval, mais j’apprends qu’elle est déjà repartie.
Quant au positif de mes rapports de service, je me suis décidé, après un mûr examen, de ne pas prendre ma démission, mais de me contenter d’un attestat6 du Ministère que j’ai obtenu dans les termes parfaitement honorables par l’entremise de Мих<аил> Н<иколаевич> Муравьев. Ce terme moyen me facilitera plus tard ma rentrée en activité, et quant à mon titre de chambellan qui est la seule chose à laquelle j’attache quelque prix, j’ai tout lieu d’espérer que l’intercession du Comte Benkendorff me le fera restituer sans beaucoup de peine.
Voici, chers papa et maman, ce que j’ai fait en 3 semaines, et je crois qu’il aurait été difficile d’obtenir davantage dans un si court espace de temps.
Demain j’irai coucher à Helsingfors, d’où le bateau à vapeur me conduira par Abo à Stockholm. J’y resterai un jour ou deux. Puis de là je me dirigerai par Stettin ou Lübeck sur Berlin, où je compte aussi m’arrêter. Malgré ces haltes j’espère bien être rendu à Munic dans une quinzaine. Il fait un temps magnifique, la mer est calme comme un lac et la navigation superbe.
J’aurais encore mille choses à vous dire, mais comment les écrire? Dites à Nicolas que je ne cesse de penser à lui, - et que j’attends avec anxiété la nouvelle de ses débuts. Adieu. Je me recommande mille fois à votre tendresse et je vous recommande à Dieu.
T. T.
Перевод:
Ревель. 3 сентября <18>43
Я не думал писать к вам из Ревеля. Я прибыл сюда из Фалля, где провел пять дней у графа Бенкендорфа вместе с Крюденерами. Это у них я познакомился с графом. И поскольку было условлено, что после отъезда государя они едут в Фалль, он очень любезно и настоятельно пригласил меня составить им компанию. Вследствие этого в прошлую субботу мы взошли на борт «Богатыря» на Кронштадтском рейде и в воскресенье в 11 часов утра прибыли в Фалль. Немного я видал людей, которые мне с первого взгляда казались так симпатичны, как граф Бенкендорф, и я чрезвычайно польщен тем приемом, какой он мне оказал, - конечно, благодаря Крюденерше, я вовсе не был для него незнакомцем.
И все это в соединении с его добрым нравом произвело то, что сегодня, прощаясь, мы расставались как добрые знакомые. Он любезно проводил меня вместе с Крюденерами до Ревеля, и за те немного дней, что я у него провел, нет такой любезности и предупредительности, каких бы он мне не оказал.
Но что мне особенно приятно, это прием, какой он оказал моим мыслям относительно известного вам проекта3, и готовность отстаивать их перед государем, ибо на другой день после того, как я их ему изложил, он воспользовался последним своим свиданием с государем перед его отъездом и довел их до его сведения. Он заверил меня, что мои мысли были восприняты весьма благосклонно и что можно надеяться, что им будет дан ход. Я просил его дать мне эту зиму на подготовку путей и обещал найти его в следующем году либо здесь, либо в другом месте для принятия решительных соглашений. Впрочем, он здесь не единственный, кто интересуется этим вопросом, и мне кажется, что момент для его постановки выбран подходящий, посмотрим.
Великая княгиня Мария Николаевна также приняла меня очень любезно, хотя ко времени моего появления она жила еще очень уединенно вследствие родов и смерти своего ребенка. Она пожелала сделать исключение для меня и велела Виельгорскому написать мне, что приглашает меня в свой прелестный загородный дворец в Сергиевском4. Это было на другой день после отъезда ее мужа, который, как вы знаете, сопровождет государя в его поездке в Берлин и оттуда в Мюнхен.
В общем, я провел довольно приятно 3 недели в Петербурге, и без чрезмерных трат, так что к настоящему времени у меня осталось больше половины той суммы, какую мне дал папа́ перед отъездом. Что скажет на это Николушка?
Было бы слишком долго перечислять всех знакомых, встреченных мною в Петербурге, как из числа дипломатов, так и из местного общества. Кто был особенно любезен со мною, так это Вяземский, чью жену я полагал застать здесь, в Ревеле5, но, как я известился, она уже уехала.
Что касается до моих дел по службе, положительно то, что я решился не брать отставку, но удовольствоваться аттестатом6 из министерства, который я и получил на совершенно приличный срок, благодаря посредничеству Михаила Николаевича Муравьева. Этот срок облегчит мне впоследствии возвращение на службу, а что до моего камергерского звания - единственного, чему я приписываю некоторую важность, я имею все основания надеяться, что вмешательство графа Бенкендорфа позволит мне восстановить его без труда.
Вот, любезные папинька и маминька, чем я занимался в течение 3 недель. И я думаю, что было бы трудно добиться большего за такой короткий промежуток времени.
Завтра я ночую в Гельсингфорсе, оттуда пароход довезет меня через Або в Стокгольм. Я задержусь там на день или два. Затем направлюсь оттуда через Штеттин или Любек в Берлин, где также думаю задержаться. Несмотря на эти остановки, я надеюсь через две недели попасть в Мюнхен. Погода стоит великолепная, море спокойно как озеро, и плавание восхитительно.
Можно было бы рассказать вам еще очень о многом, но как это написать? Передайте Николушке, что я непрестанно думаю о нем и с тревогой ожидаю известий о его первых шагах.
Простите. Поручаю себя вашей бесконечной нежности, а вас поручаю Богу.
Ф. Т. |
