|
С.-Петербург. Середа, 24 сентября 1858
Николай Васильевич, передайте, прошу вас, Н. Ф. Павлову, что, прочитав его письмо, я все-таки не могу ему дать другого совета, <как> приезжайте сами сюда1. Письменно ничто не может ни объясниться, ни уладиться... Вера в действенность письма есть, конечно, один из самых странных предрассудков, хотя иногда и живое слово также мало ведет к делу, каково, например, живое и слишком живое слово Бахметьева2. Уезжая отсюда, он уверил меня, что со стороны министерства никаких препятствий не предстоит изданию предполагаемого журнала, но есть ли в этих словах какой-нибудь положительный смысл, это одному богу известно. Слова Бахметьева это как аккорды Эоловой арфы, вызываемые своенравным дуновением мимолетного ветерка, но предумышленной мелодии в них искать не следует - итак, если в пояснение этих загадочных слов не воспоследует формальное разрешение, то, чтобы не терять понапрасну времени, я ничего другого придумать не могу, кроме вышесказанного средства.
Ваше письмо к Ковалевскому я ему сообщил тотчас по приезде, но, признаюсь вам, я не ожидаю от него желанного успеха... брату Николаю Ивановичу скажите, прошу вас, что Мальцова4 здесь нет, он за границей и неизвестно, когда воротится. Следственно, надобно будет искать других посредников и путей до Штиглица5, и я не отчаиваюсь найти их - но не приедет ли он сам в Петербург? И когда?
Маминьке скажите, что я у ней целую ручки и буду к ней писать на днях. Послезавтра здесь крестины6, и я жду дочерей в город, по крайней мере одну из них, Дарью, которая уже в полном отправлении своих придворных обязанностей7. - Сестру и Kitty8 от души обнимаю, вам же усердно кланяюсь и благодарю еще раз за ваше радушное гостеприимство.
Вам искренно преданный
Ф. Тютчев |
