Berlin. 5 Novembre/24 Octobre 1859
Que Dieu vous bénisse, ma fille chérie, et vous tienne compte de votre piété epistolaire. C’est encore à Weimar1 que j’ai reçu la lettre de change égarée, avec votre post scriptum si fervent, et hier m’est parvenue ici ta lettre du 16/28. Je l’accepte comme un heureux augure pour mon grand voyage2. Car c’est ce soir que je me lance définitivement, non pas dans l’éternité, mais dans l’infini et surtout dans l’incertain. - Oh, ma fille, que l’on est incomparablement mieux sur les bords de la Méditerranée, bercé par le chant constant de ses vagues, même assourdi par ses éclats et ses tempêtes, qu’on y est mieux que dans les brumes silencieuses et glaciales où je vais redescendre3...
Mets bien à profit la vie qui t’entoure et absorbes-en le plus que tu pourras. - Je t’écrirai plus longuement aussitôt arrivé à Pétersbourg. - Les nouvelles que tu me donnes de la santé de Kitty me désolent4. Il faut absolument qu’au printemps prochain elle aille te rejoindre aux eaux d’Allemagne. - J’ai eu hier des nouvelles de Maman et par ricochet d’Anna, satisfaisantes. Je leur ai envoyé ta lettre. Les Maltitz qui ont été très heureux de me revoir5, te font dire mille tendresses. - Encore une fois, soigne-toi bien, ma fille chérie, et qu and il t’arrive de regarder cette belle Méditerranée, tantôt brillante et calme, tantôt agitée, donne aussi un souvenir à ce flot plus modeste du lac de Genève, que nous regardions par ta fenêtre au coucher du soleil, avec les montagnes si sérieuses qui le regardaient comme nous.
Et puissions-nous nous revoir au printemps prochain. Au reste, en allant à Pétersb<ourg>, j’ai le sentiment de me rapprocher de toi.
Le témoignage de souvenir que l’Impératrice a bien voulu te charger de me transmettre, me pénètre de reconnaissance. Mets-en l’hommage à ses pieds, où je voudrais bien aller me mettre en personne - et rappelle-moi dans l’occasion au gracieux souvenir de ta charmante voisine, la C<om>tesse Schouvaloff. Adieu, ma fille chérie. Que Dieu v<ou>s garde.
Перевод:
Берлин. 5 ноября/24 октября 1859
Да благословит тебя Бог, милая моя дочь, и да воздаст тебе за твое эпистолярное прилежание. Еще в Веймаре1 я получил затерявшийся почтовый перевод с твоей столь обстоятельной припиской, а вчера сюда пришло твое письмо от 16/28. Я считаю это хорошим предзнаменованием для моего великого путешествия. Ибо как раз сегодня вечером я решительно погружаюсь если не в вечность, то, по крайней мере, в бесконечность и уж во всяком случае в неопределенность. Ах, дочь моя, насколько же лучше чувствуешь себя на берегах Средиземного моря под немолчный убаюкивающий говор его волн и даже под оглушительные раскаты его бурь, насколько же лучше чувствуешь себя там, нежели среди безмолвных ледяных туманов, в которые мне скоро предстоит погрузиться...
Так вбирай же в себя полнее жизнь, тебя окружающую, впитывай ее в себя как можно больше. - Тотчас же по приезде в Петербург я напишу тебе более подробное письмо. - То, что ты сообщаешь о здоровье Китти, очень меня огорчает4. Будущей весной ей непременно нужно поехать с тобой на воды в Германию.
Вчера я получил удовлетворительные известия о мама́ и косвенным путем об Анне, также неплохие. Я послал им твое письмо. Чета Мальтиц очень была рада повидаться со мною5, они шлют тебе самый сердечный привет. Еще раз, лечись хорошенько, милая дочка, и когда будешь любоваться прекрасным Средиземным морем, порою сверкающим и спокойным, а порою бурным, вспомни и более скромные волны Женевского озера, которые мы созерцали из твоего окна при заходе солнца, вспоминай и величественные горы, созерцавшие его вместе с нами.
Хорошо бы нам увидеться весной. Впрочем, я отправляюсь в Петерб<ург> с ощущением, что приближаюсь к тебе.
То, что императрица соблаговолила вспомнить обо мне и передать мне через тебя привет, преисполняет меня благодарностью. Повергни изъявление этой благодарности к ее стопам, я хотел бы сам к ним припасть, - и при случае передай мой поклон своей очаровательной соседке гр<афи>не Шуваловой. Прощай, моя милая дочь. Храни тебя Бог. |