Pétersbourg. Ce jeudi. 3 octobre
Ma fille chérie, voilà bien un peu longtemps que je me sens privé de vos nouvelles, et je ne vous écris que pour provoquer un signe de vie de votre part, mais je vous préviens qu’un signe de vie ne me suffira pas et que je prétends qu’il soit en même temps un certificat de santé. J’avoue qu’il me serait difficile de vous en donner l’exemple et de vous produire, pour ce qui me concerne, un certificat de ce genre qui soit le moins du monde acceptable. Je commence à craindre que ce rhumatisme, qui s’est logé, n’ait pris définitivement ses quartiers d’hiver - il est devenu, il est vrai, plus traitable et ne m’empêche pas de circuler tant bien que mal, mais il est toujours là et me fait continuellement sentir sa présence.
La brochure de Samarine est encore à l’ordre du jour1. On prétend que l’Emp<ereu>r, après en avoir pris connaissance par les extraits des journaux, aurait dit qu’il ne s’expliquait, pourquoi Samarine avait cru devoir publier à l’étranger plutôt qu’en Russie un livre qui rentrait tout à fait dans les vues du gouv<ernemen>t. Pas moins il a été blessé des dernières lignes de la brochure, reproduites dans la Москва, qui établissent l’antagonisme qui tendrait à se déclarer entre le gouvernement et le pays au sujet de la question baltique2. - Et en effet c’est le passage le plus scabreux du livre.
Et puisque nous sommes sur ce chapitre-là, je continue: ici on a beaucoup remarqué le premier avertissement, donné enfin à la gazette allemande, dont on signale les tendances antinationales3. C’est un signe du temps d’autant plus expressif qu’il est juste de reconnaître, à l’honneur du G<énér>al Тимашев, qu’il n’est pas prodigue d’avertissem<ent>s et qu’il en a refusé plus d’un aux sollicitations du Главное управление. Je sais de science certaine que dans le courant de l’été dernier il en a écarté un qu’on voulait infliger à la Москва et qui aurait été le troisième. Il serait bon qu’Аксаков eût connaissance de ce fait... Je lui ai écrit dernièrement, sans lui dissimuler, que je trouvais qu’après tout ce forte de la polémique de ces derniers temps il serait tout à fait dans l’intérêt de l’exécution musicale de faire succéder un peu de piano - et de plus, il me paraîtrait aussi habile qu’équitable de témoigner une confiance un peu plus marquée dans le système personnel de l’Empereur.
Eh bien, et qu’a-t-on dit à Moscou du mariage du 2d des Leuchtenberg avec Mlle Опочинин?4 Mais ceci nous conduirait trop loin et je suis au bout de mon papier.
Bonjour, ma fille chérie, mes tendresses à tout le monde.
Перевод:
Петербург. Четверг. 3 октября
Моя милая дочь, уже довольно давно тщетно жду от тебя известий и пишу тебе только для того, чтобы ты подала хоть какой-то признак жизни, однако предупреждаю, этого мне будет недостаточно, нужно, чтобы это было также и свидетельство о здоровье. Правда, мне было бы трудно подать тебе пример и прислать хоть сколько-нибудь приемлемое свидетельство о моем здоровье. Я начинаю побаиваться, как бы засевший во мне ревматизм не расположился на зимние квартиры - правда, сейчас он ведет себя сносно и дает мне возможность хоть как-то передвигаться, но он никуда не делся и постоянно напоминает о себе.
Брошюра Самарина все еще является злобой дня. Говорят, будто государь, познакомившись с ней по отрывкам, напечатанным в газетах, сказал, что не может понять, почему Самарин счел необходимым опубликовать за границей, а не в России книгу, положения которой полностью совпадают с видами правительства. Тем не менее его задели последние строки брошюры, приведенные в «Москве», где говорится о возможности возникновения противоречия между правительством и русским обществом по балтийскому вопросу. - И действительно, это самое сомнительное место в книге.
А раз уж мы этого коснулись, хочу добавить: всеобщее внимание здесь привлекло наконец-то объявленное немецкой газете первое предостережение, в котором отмечаются ее антирусские настроения. Это знамение времени тем более примечательное, что генерал Тимашев, надо отдать ему должное, не очень щедр на предостережения и не раз отклонял представления Главного управления. Мне известно из верного источника, что минувшим летом он отвел предостережение, грозившее «Москве», а оно было бы третьим. Хорошо бы сказать об этом Аксакову... Давеча я без обиняков написал ему, что после того forte, которое в последнее время преобладало в его полемике, ему следовало бы, в интересах музыкального исполнения, хоть ненадолго перейти к piano, - и сверх того, мне думается, было бы столь же уместно, сколь и справедливо определеннее выразить доверие лично государю.
Ну а что говорят в Москве о союзе 2-го Лейхтенберга с мадемуазель Опочининой? Но это завело бы нас слишком далеко, а у меня кончается бумага.
Прощай, милая моя дочь, нежно всех обнимаю. |