|
Pétersbourg. 20 décembre 1866
Ma fille chérie. Profitant de l’expérience, c’est par une occasion particulière que je vous écris. On parle toujours mieux quand on sait qu’il n’y a personne qui vous écoute aux portes.
Ces lignes d’ailleurs sont plutôt à l’adresse de ton mari qu’à la tienne. Au moment où son journal va paraître1, je voudrais le mettre au fait de la situation du moment, au moins en ce qui a rapport à lui. - Cette situation n’est pas du tout aussi sombre qu’il pourrait le croire, et il n’y a pas lieu, selon moi, à se laisser aller à des appréhensions exagérées.
Je conviens qu’après l’incident des lettres interceptées et de ce qui s’en est suivi, il y aura nécessité à user d’une plus grande circonspection, mais j’ai la presque certitude que, pour éviter les conflits, il suffira qu’Аксаков mette dans tout son jour ce qui est le fond même de sa nature - sa loyale équité, et que ce fond-là, bien et dûment constaté, réagisse un peu sur la forme. Ce qui exaspère le pauvre Valoujeff dans la polémique de Katkoff, c’est qu’il ne le croit pas sincère. Il ne peut pas se persuader qu’un homme puisse sérieusement porter contre lui des accusations dans le genre de celles dont le poursuit Katkoff, et c’est de la meilleure foi du monde que Valoujeff se croit le martyr glorieux de son attachement aux grandes vérités de la civilisation, telles que la liberté de conscience, le respect de la propriété, etc. etc. C’est énormément niais, mais c’est ainsi. Ce qui serait aussi habile qu’utile, ce serait d’admettre toutes ces prétentions, sauf à lui expliquer que ce n’est pas les principes qu’on lui conteste, mais bien l’application qu’il prétend en faire par suite de la plus complète inintelligence du terrain historique sur lequel la question se débat, et une pareille explication calme et aussi peu personnelle que possible serait assurément plus efficace que toutes les catilinaires de Katkoff...
Nous ne serions assez nous répéter qu’une direction à contresens dans les idées doit amener dans l’ordre des faits des résultats ayant tout le caractère d’une trahison préméditée... Surtout à présent où l’on cesse d’être Russe pour être cosmopolite, mais bien pour devenir forcément et fatalement Polonais...
Assurément, la fatalité des derniers événements est immense. Mais il ne faudrait pas croire que maintenant tout est perdu sans ressource. - D’abord le système adopté a pour lui la force des choses, et lors même qu’ici on voudrait s’en déssaisir (ce qui n’est pas du tout le cas, au moins quant à l’Empereur) nos ennemis nous obligeraient de le garder et d’en poursuivre l’application. Nos ennemis, les Polonais surtout, sont les véritables pionniers de notre avenir. - Il y a dans le moment actuel un double fait qu’on ne saurait assez remarquer et qui prouve bien l’inanité de l’action humaine dans l’histoire - ce double fait le voici: c’est d’une part la France, dont la politique inquiète lui crée à sa porte deux organismes puissants, destinés à grandir à ses dépens, et d’autre part la Russie, avec deux immenses dissolutions sur ses frontières, mises là tout exprès pour solliciter son développement... et ce double résultat, réalisé en sens contraire des efforts de chacune de ces deux puissances5.
Nous sommes ici en train de faire une démonstration en faveur des Candiotes6, et bien que la forme en soit par trop occidentale, - il s’agit d’un grand bal à l’Assemblée de la Noblesse sous les auspices de l’Impératrice, - le fond, cette fois, corrigera la forme... J’espère d’ailleurs que ce sera un signal donné à toute la Russie et qui sera accepté par elle...
Mais je suis pressé d’interrompre ici mes écritures. On vient chercher ma lettre. - Je n’ai que le temps de te prier de me donner des nouvelles précises de l’état de ta santé, dont les anomalies m’inquiètent un peu... beaucoup. Je persiste dans la résolution d’aller vous voir, mais ces horribles froids m’effraient pour le moment.
Mille tendres amitiés à ton mari. - Que Dieu vous garde... Je vous recommande le porteur de la présente un Mr Ведров, homme bien intentionné et qui m’est attaché.
T. Tutchef
Перевод:
Петербург. 20 декабря 1866
Моя милая дочь. Наученный опытом, пишу вам с оказией. Свободнее говорится, когда знаешь, что под дверями тебя никто не подслушивает.
Впрочем, эти строки скорее адресованы твоему мужу, чем тебе. В момент, когда его газета готовится к выпуску, мне хотелось бы познакомить его с нынешним положением дел, по крайней мере, с тем, что непосредственно до него касается. - Положение это вовсе не так безнадежно, как ему, возможно, кажется, и, по-моему, нет никаких оснований для чрезмерной тревоги.
Согласен, что после случая с перехватом писем, имевшего известные последствия, нужно будет вести себя более осмотрительно, но я почти уверен, что любых конфликтов удастся избежать, если только Аксаков в полной мере проявит то, что составляет самую сущность его натуры - свою деликатную беспристрастность, и если эта сущность, должным образом выказанная, немного повлияет на форму. Бедняга Валуев злится на Каткова3 именно потому, что не верит в его чистосердечие. Он не представляет себе, как это можно всерьез выдвигать против него те обвинения, которыми изводит его Катков, и самым искренним образом считает себя славным мучеником, страдающим за свою приверженность великим ценностям цивилизации, таким, как свобода совести, уважение к частной собственности и т. д. и т. п. Это ужасно глупо, но это так. Было бы и политично, и полезно признать все эти притязания, но вместе с тем объяснить ему, что оспариваются не его принципы, а то, как он, вследствие полного незнания им исторической почвы, на которой дебатируется вопрос, пытается их применять, и подобное объяснение, спокойное и к тому же не задевающее личности, было бы, безусловно, более действенным, чем все катилинарии4 Каткова.
Мы неустанно должны себе повторять, что следование какой-нибудь идее вопреки смыслу обязательно приводит на деле совершенно к тому же результату, что и сознательная измена... В особенности сейчас, когда перестают быть русскими, чтобы стать космополитами, а вместо этого неизбежно, фатально становятся поляками...
Безусловно, последние события по большей части фатальны. Однако не следует думать, что все теперь безвозвратно потеряно. - Прежде всего, принятая система поддерживается силой вещей, и даже если бы кто-нибудь у нас и хотел от нее отказаться (а этого и в мыслях нет, по крайней мере, у государя), наши враги вынудили бы нас сохранять ее и применять. Наши враги, особливо поляки, являются истинными творцами нашего будущего. - В настоящий момент действительность предоставляет нам двойное и все-таки недостаточно принимаемое во внимание доказательство тщетности человеческих усилий в истории - и вот каково это двойное доказательство: с одной стороны, Франция, чья суетливая политика создает у нее под боком два мощных организма, которым суждено разрастаться за ее счет, и с другой стороны, Россия, у чьих границ происходят два грандиозных распада, призванных способствовать ее развитию... и этот двойной результат противоположен тому, чего добивается каждая из двух упомянутых держав5.
Мы здесь устраиваем демонстрацию сочувствия кандиотам6, и хотя по форме она будет чересчур западной, - речь идет о большом бале в Дворянском собрании под покровительством императрицы, - суть на сей раз смягчит форму... Надеюсь, к тому же, что она послужит сигналом, который отзовется во всей России...
Но я вынужден прервать на этом свое письмо. За ним пришли. - У меня только и остается минутка, чтобы попросить тебя подробнее писать мне о своем состоянии, необычность которого меня немножко... сильно тревожит. Я по-прежнему полон решимости приехать к вам, но пока меня пугают ужасные холода.
Шлю самый дружеский привет твоему мужу. - Храни вас Бог... Рекомендую вам подателя сего письма, г-на Ведрова, человека благожелательного и ко мне расположенного.
Ф. Тютчев |
