|
Петербург. 8 июня
Вот вам, любезнейший друг Александр Иваныч, несколько строк для графа Толстого, который сегодня же отправляется в Москву и предполагает пробыть там дней 8 или 10. - И со стороны Делянова вы были ему отрекомендованы наилучшим образом. Увидим, что Бог даст... Я, как вы увидите из моего письма, в самых общих выраженьях говорю ему об вас, не предрешая ничего касательно вопроса о вашем будущем определении. Впрочем, и вам самим трудно будет решить этот вопрос, не побывавши предварительно в Петерб<урге>.
Из последнего мероприятия по поводу двух журналов вы можете составить теперь более точное понятие о степени сознательности, с каковою относятся к вопросу о печати. Это самые примитивные, самые непосредственные отношения... Нечто вроде лечения от зубной боли посредством удара кулаком по зубам... Иногда и это помогает.
Теперь дело идет о пересмотре и перестрое этого несчастного устава о печати - для избежания, как сказано, недоразумений, подобных тому, которое встретилось с «Московскими ведомостями»...
Какое наивное занятие все эти попытки решить задачу законодательными ухищрениями - там, где ящик так просто и так нормально открывается... А вот еще и другой куриоз. За какую-то статью уже любимовских «Москов<ских> вед<омостей>» Совет по делам печати уже собрался было предать их суду, но министр решил, что так как «Московские вед<омости>» суть собственность Московск<ого> университета, то надобно предварительно отнестись к министру нар<одного> просвещ<ения> и спросить у него, какие он меры сочтет удобоприятными по поводу означенной статьи. Об отзыве же со стороны нар<одного> пр<освещения> на сделанный запрос - я ничего не знаю.
На днях я обедал у в<еликой> княг<ини> Ел<ены> Павл<овны>, и, разумеется, речь была и о деле «Моск<овских> вед<омостей>». Тут случился Чевкин, который очень разумно и с большим сочувствием отозвался о деятельности ее прежней редакции и изъявил надежду, что еще не умер Лазарь, а спит. - Впрочем, признаюсь вам, при тех условиях, которыми определяются у нас отношения печати, мне кажется, что в подобной среде и сон, и жизнь, и смерть - все это явления равно случайные и призрачные... Все это Maja, по-русски - марево.
Простите пока. К Marie буду писать особенно. - Обнимаю ее и детей.
Весь ваш
Ф. Т. |
