|
<Начало письма утрачено>
Ici on est toujours encore sous le coup de l’attentat du 4 avril1 et de ses conséquences probables... L’enquête, au dire de Mouravieff, marche rapidement. - Mais que constatera-t-elle? Un complot, quelqu’association secrète, quelque trame saisissable et appréciable? Ou bien seulement le fait du détestable esprit qui règne dans de certains milieux? - fait bien grave, assurément, et qui pourrait s’aggraver encore par les moyens qu’on pourrait employer pour le combattre.
On a été généralement satisfait de la nomination du C<om>te Tolstoy. Mais en égard à l’immensité de la tâche et à la diversité d’aptitudes qu’elle suppose - on voudrait le voir renforcé et comme doublé par quelque capacité hors ligne. Et à cette occasion beaucoup de personnes tournent les yeux vers Самарин... Ce serait là une bien précieuse acquisition.
L’affaire Katkoff est toujours brûlante... L’immense majorité lui est acquise. Personne ne veut admettre la possibilité de voir son journal cesser... Mais aussi ses meilleurs amis, et je suis assurément du nombre, déplorent l’emportement de ce bouillant Achille qui, pour faire pièce à Agamemnon-Valoujeff, est tout disposé à sacrifier les Grecs... Voilà un souvenir classique qu’il serait fort à propos de lui rappeler, fût-ce même à titre d’avertissement.
Au revoir, à bientôt, ma fille, j’embrasse tout le monde.
Перевод:
Здесь по-прежнему только и разговоров, что о покушении 4 апреля и о том, чем оно может быть чревато... Расследование, по словам Муравьева, идет быстро. - Но что оно выявит? - Заговор, какое-то тайное общество, с которым предстоит разобраться и покончить? Или же просто веяние отвратительного духа, царящего в некоторых кругах? - веяние, безусловно, очень опасное и грозящее вылиться в нечто еще более опасное в результате мер, которые могли бы быть приняты для расправы над ним.
Все приветствуют назначение графа Толстого3. Но учитывая необъятность и многосложность стоящей перед ним задачи, хотелось бы, чтобы его способности были подкреплены и как бы удвоены способностями другой неординарной личности.
В связи с этим многие обращают взоры к Самарину... Он бы тут подошел как нельзя лучше.
Интерес к делу Каткова не остывает... За него громадное большинство. Никто не хочет допустить мысли, что его газета прекратит существование... Но именно поэтому лучших его друзей, к числу коих, конечно, принадлежу и я, огорчает непримиримость этого обуянного гневом Ахилла, который в стремлении навредить Агамемнону-Валуеву готов пожертвовать греками... Вот классический пример, о котором сейчас самое время ему напомнить, хотя бы в виде предостережения.
До скорого свидания, дочь моя, обнимаю всех. |
