Петербург. 22 декабря 1865
Друг мой Александр Иваныч, это письмо доставит вам г-н Моллер, известный автор книги о Польше1 и наш усердный и талантливый публицист в газете «Nord». Он очень желает с вами познакомиться... С Катковым он уж был прежде знаком и будет иметь свидание с ним по делу, коего ради он едет в Москву и о чем он не преминет сообщить и вам.
Вот уже очень довольно, что я ничего о вас не знаю, и эта неизвестность, как и всегда, наводит на меня сомненье. Что ваше здоровье? что здоровье Marie? что дети? Наконец, скоро мне будет возможно приехать2, удостовериться собственными глазами в настоящем положении дел. Дочь моя уезжает отсюда 8 генваря, но я, вероятно, предупрежу ее и явлюсь к вам раньше. Очень, очень желаю с вами видеться... Однако же это близкое свидание да не помешает вам подать о себе весть. Скажите это и Marie.
Вот вам для вашего личного ориентирования несколько намеков, которые я пополню при свидании. После смерти Пальмерстона между нами и Англией произошло решительное сближение, которое тотчас же и отозвалось по греческому вопросу. Инициатива в этом деле принадлежит нам, со стороны же Англии встретила она полное сочувствие и содействие. Так что Франция уже приступила к решенному делу. Вообще говоря, кончина Пальмерст<она> благотворно подействовала на наши отношения к Англии, что не замедлит обличиться и въяве.
Что же касается до внутр<еннего> вопроса - о печати и наших отношений к ней, то я не могу довольно благодарить «Московск<ие> вед<омости>» за ее две последние статьи, вызванные последним нашим заявлением в «Север<ной> почте», которое очень похоже на отеческие наставления Полония в «Гамлете». - Я на днях имел случай обо всем этом говорить с Валуевым и убедился в радикальной безотрадности положения4, хотя В<алуев> и уверяет меня, что к Новому году - не позже - он готовит нам какой-то весьма приятный сюрприз по делу печати и что это выяснит все положение, но мне что-то плохо верится.
Еще раз обнимаю вас и всех ваших и надеюсь скоро повторить это в действит<ельности>. - Господь с вами. |