|
С.-Петербург. 13 октября 1865
Пишу к вам, почтеннейший Михаил Никифорович, хотя от моего имени, но в смысле и в интересе общего дела. Помогите нам - вот что такое это мы: это - Совет Главного управления по делам печати... Вступил я в него, признаюсь, с некоторыми предубеждениями против его состава. Но при самом же начале имел случай удостовериться, что достаточно было нескольких разумных искренних слов, чтобы расположить его в пользу разумного, добросовестного образа действия.
Вы знаете, я вовсе не сторонник нашего нового устава о печати. Все эти заимствования иностр<анных> учреждений, все эти законодательные французские водевили, переложенные на русские нравы, мне в душе противны - все это часто выходит неловко и даже уродливо. Но в деле законодательства - дух может одолеть и преобразить букву. Так и в предстоящем случае... Заняв у современной, наполеоновской Франции главные основы нашего устава о печати, нам предстоят для его применения две дороги - два совершенно противуположные образа действий - или применять его в смысле французской же практики, в смысле полицейско-враждебном к свободе мысли и слова, или в том направлении, какое было высказано при составлении устава большинством Комиссии, - т. е. смотреть на нынешний устав как на нечто переходное - временное - имеющее своею настоящею целью вести русскую печать от ее прежней бесправности - к полноправию закона, со всеми его необходимыми гарантиями - и с этой-то точки зрения и отправления относиться к той огромной доле произвола, которая нами усвоена правом предостережений3. - Вот в каком смысле выскажется, от имени Совета, статья, которая на днях будет напечатана в «Северной почте». - Заявление же это вызвано некоторыми очень бойкими, но очень злостными выходками со стороны «Голоса» - также и «Современника»5 и, вероятно, других ejusdem farinae*... «Голос», напр<имер>, в двух статьях вами, может быть, замеченных, предрешив, что мы - вместе с буквою франц<узского> законодательства - проникнемся и духом француз<ской> полиции, страшно бичует нас, по ее спине, и с благородным негодованием только что прогнанного лакея восстает противу всевозможных нечестий и неистовств нашего будущего произвола6.
Признаюсь вам - меня эта выходка высоконравственных и бескорыстно-убежденных писателей «Голоса» в душе порадовала. - Она заставила нас решительнее отречься от всякой солидарности с образом действий франц<узской> власти - и заявить это отречение во всеуслышанье всей здравомыслящей благонамеренной России7. - Вы, ее законный и полномочный представитель, поддержите нас в этом - утвердите, укорените нас в этом благонамеренном направлении вашим участием и содействием. Вы одни это можете. - Принимая с доверенностью наше заявление, вы нас обяжете во всевозможных смыслах этого слова, но вместе с этим, почтеннейший Михаил Никифорович, вступитесь, еще раз, за оскорбленную обществ<енную> нравственность - не допуская людей, каковы люди «Голоса», этих прирожденных сеидов8 всякой наполеоновской полиции - лишь бы она платила им9, - разыгрывать - теперь на досуге - роль безукоризненных, строго нравственных друзей свободы - не потерпите.
Вам душевно пред<анный>
Ф. Тютчев
* того же замеса (лат.). |
